О Егоре Францевиче Канкрине (1776–1845) уже упоминалось в блоге. Сейчас хочется подробнее рассказать о его деятельности на посту министра финансов России, на котором он пробыл рекордно долгий срок: с апреля 1823 года по сентябрь 1845 года. Деятельность его на этом поприще оставила заметный след в истории русских финансов и денежного обращения — прежде всего речь идет о реформе 1839—1843 гг., узаконившей в стране систему серебряного монометаллизма. Однако был в его деятельности и особый нумизматический аспект. Дело в том, что министр финансов за время своей работы неоднократно предпринимал попытки вернуть портрет правящего монарха на банковые монеты, исчезнувший со времени правления Павла I.

Самый «быстрый» рубль

Результатом первой такой попытки министра явилась спешная и не санкционированная «сверху» чеканка пробных серебряных рублей 1825 года с именем и портретом императора Константина I, так и не взошедшего на престол («Водяной знак № 3, 2006 год). Здесь следует заметить, что подготовительные работы по вырезыванию штемпелей «константиновского рубля» производились настолько срочно, буквально день и ночь, что этот эпизод в истории русской монетной чеканки является едва ли не уникальным. Обычно на изготовление пары штемпелей такой сложности требовалось не менее 3–4 недель. Рубль же Константина появился на свет всего за неделю!

Через несколько дней после завершения династического кризиса, 16 декабря 1825 года, Канкрин получает официальную аудиенцию у нового императора и, поднося Николаю I образцы монеты предыдущего правления, испрашивает «высочайшего повеления на изготовление новых штемпелей, с портретом Его Величества или без оного». Исследователи вопроса единодушно сходятся во мнении, что именно на этой аудиенции министр финансов «покаялся» царю в невольном грехе: в своем распоряжении о начале подготовки к чеканке портретных рублей с именем императора Константина. Уверенно можно предположить, что оплошность Канкрина не могла вызвать одобрения вспыльчивого Николая. Отсюда и его реакция: император «высочайше повелеть изволил, чтобы штемпели были без портретов, рубли же и прочая серебряная монета с летучим орлом, как на полуимпериалах».

Император получил желаемое

Даже экстренные меры, предпринятые Канкриным по свертыванию «константиновского» проекта, не отменили задуманного им эффектного плана: поднести государю сверкающие чеканочным блеском монеты с его августейшим изображением. Вместе с тем ответ царя свидетельствовал, что уже в 1825 году Николай I отрицательно отнесся к идее помещения собственного портрета на российские монеты регулярного чекана.

О мотивах подобного отношения остается только догадываться, но, вероятно, причину следует искать в характере самого Николая Павловича, который в конце царствования откровенно негативно высказывался уже и по поводу своей «фигуры на медалях». Можно предположить также, что по вступлении на трон, находясь в состоянии шока, пережитого 14 декабря, император отверг предложение своего министра, как не соответствующее переживаемому политическому моменту.

Как бы то ни было, уже на следующий день (17 декабря) на Монетном дворе приступили к изготовлению штемпелей согласно указанию Николая I — «без портретов» и «с летучим орлом». К 19 февраля 1826 года инструмент был готов, а 27 февраля им отчеканили образцы новых монет для утверждения.

Раз попытка

Казалось бы, случившееся должно было навсегда охладить пыл министра финансов. Однако не таким человеком был Канкрин, чтобы столь легко отступать от задуманного. Переждав, пока в столице закончится следствие над декабристами, а в Москве свершится коронование Николая, главный финансист вновь возвращается к идее выпуска портретных монет. Свидетельством тому являются хранящиеся в Мюнцкабинете Монетного двора штемпели лицевой и оборотной сторон пробного портретного рубля 1827 года, вырезанные медальером Я. Я. Рейхелем по собственному эскизу.

Штемпели эти своей конфигурацией удивительно похожи на штемпели рубля Константина (хранящиеся в собрании отдела нумизматики Государственного Эрмитажа), но при этом меньшего размера. На них имеются характерные отметины, свидетельствующие об их неоднократном использовании по прямому назначению: круглые вмятины от крепежных винтов патрона монетного пресса, по две на каждой широкой грани. Кроме того, на широкой грани лицевого (слева) и оборотного (справа) штемпеля нанесен Н-образный знак, по которому установщик (чеканщик) ориентировался при закреплении инструмента. Наконец, о том, что этим инструментом производилась чеканка, говорят многочисленные сколы на кромках рабочей поверхности штемпелей, как на аверсе, так и на реверсе.

Сама рабочая поверхность штемпелей имеет вполне законченный вид: поле отполировано, а заглубленные легенды и изображение матированы. Эти штемпели являются подтверждением, что уже в 1820-е годы на Монетном дворе Петербурга была известна технология изготовления монет «улучшенного качества», как их называют теперь. На шейке рабочей поверхности штемпелей нанесен мелкий рубчик, что говорит о чеканке пробных образцов в гуртильном кольце с рифлением.

К сожалению, в архивных материалах фондов Санкт-Петербургского монетного двора Департамента горных и соляных дел не обнаружено никаких сведений о «рейхелевском рубле». Возможно, уже тогда входило в практику выполнение подобных работ на основании устного распоряжения вышестоящего начальства.

Два попытка

Очередные попытки Канкрина относятся к 1831 году и частично отражены в документах, опубликованных великим князем Георгием Михайловичем в «Корпусе русских монет XVIII—XIX вв." Вполне очевидна их связь с намечавшимся проектом смены типа оформления серебряных монет. Подробнее об этом свидетельствуют материалы Департамента горных и соляных дел Министерства финансов.

Из дела «О подносимом на высочайшее усмотрение рисунке рубля», датированного летними месяцами 1831 года, мы узнаём, что министр финансов тщательно готовился, прежде чем сделать это предложение императору. Канкрин решил апеллировать к традициям прошедшего столетия, когда лики монархов регулярно помещались не только на монетах высших номиналов, но иногда и на разменной мелочи. Он запрашивает у начальника Монетного двора Е. И. Еллерса образцы монет так называемого «дворцового обращения», и 18 июля получает следующее:
«1. Кружок золота, ценою в рубль, величиною против рублевой монеты, чеканенный в царствование императрицы Екатерины II.
2. Кружок такового же веса, но несколько потолще, с соразмерным уменьшением величины, для удобнейшей чеканки.
3. Золотой двухрублевик, рублевик и полтину чекана вышеупомянутого царствования».

Примечательно, что только в январе того же (1831) года Канкрин имел «дерзновение возобновить всеподданнейшую просьбу» о назначении чеканки монет нового типа с портретом, мотивируя это тем, что «с самых древних времен российские монеты были всегда с портретами». Причем получил категорическую резолюцию из дворца: «Государь император на портрет не соизволяет!»

И вот спустя всего несколько месяцев министр финансов вносит на высочайшее усмотрение эскизы золотого рубля, один из которых имел портрет. Однако Николай I остается непреклонным: «Его Величество не соизволил признать нужным тиснение таковой монеты». И действительно, в атмосфере николаевского правления «таковая монета» выглядела бы архаичной. Не помогла даже ссылка на «дворцовые деньги» августейшей бабки, относившейся более благосклонно к своему изображению на деньгах и медалях.

Несколько слов скажем об эскизе, сохранившемся в названном деле. Он выполнен на листе бумаги, тонким карандашом и не имеет подписи автора. Но, судя по манере исполнения, его также можно приписать Рейхелю, виртуозно владевшему этой графической техникой. Если предположить, что медальер выполнил рисунки монет в натуральную величину, диаметр их должен был составлять около 10,3 мм, то есть вполне «вписывался» в круг монет «дворцового обращения» XVIII столетия.

Откуда такая настойчивость?

В последующей своей деятельности Е. Ф. Канкрин еще не один раз будет предлагать аналогичные проекты и в конце концов добьется некоторого успеха, как, например, с известными «фамильными» полуторарублевиками 1835 и 1836 годов с портретами всего семейства императора Николая I. Правда, отчеканенными в количестве не более ста экземпляров.

Последнюю попытку Канкрин предпримет незадолго до своей смерти, в 1845 году, вновь прибегнув к помощи своего приятеля Рейхеля. На этот раз он предлагал выпустить две портретные монеты достоинством в полтину и рубль, по одной из версий исследователей, намереваясь приурочить их выпуск к 20-летию царствования Николая I. Характерен тот факт, что на обеих монетах «памятной серии» отсутствует обозначение номинала, из чего можно предположить, что они предназначались для награждения узкого круга лиц, а не для денежного обращения (наподобие рубля 1841 года, чеканенного по случаю бракосочетания цесаревича Александра Николаевича, также не имевшего обозначения достоинства).

Мы упомянули только некоторые «нумизматические» проекты Канкрина. Как видим, особенным успехом в этом направлении деятельности обычно поддерживаемый царем в служебных начинаниях министр финансов не пользовался, но, несмотря на это, раз за разом возвращался к этой теме. В связи с этим возникает закономерный вопрос: что или кто стоял за подобными инициативами Канкрина?

Как нам представляется, это мог быть Яков Яковлевич Рейхель (1780–1856) — страстный нумизмат-коллекционер, медальер Монетного двора и сотрудник Экспедиции заготовления государственных бумаг, к тому же состоявший в приятельских отношениях с министром финансов. Именно он после неудачи с «константиновским рублем», уже через год предлагает великолепно выполненные образцы рубля с портретом правящего императора. А в 1831 году уговаривает своего начальника обратиться к государю с проектом выпуска «дворцовых монет», также не получившим одобрения.

После смерти Е. Ф. Канкрина его преемники на посту министра финансов долгое время не поднимали вопроса о чеканке портретных монет. Выпуски «медальных» рублевиков 1859 года с памятником Николаю I и 1883 года на коронацию Александра III, скорее, явились исключением из правил. Лишь с 1886 года изображение царствующего монарха вновь появляется на золотых и серебряных монетах банкового достоинства.